1. Цитата

2. Слова 1261-1280

3. Фразы

4. Поговорки

5. Читаем 'The Age of Innocence' by Edith Wharton

6. Видео-резюме

7. Тест

8. Полезные ресурсы по английскому языку

 

1. ЦИТАТА

It is not so much our friends' help that helps as the confidence of their help. - Epicurus

Помогает не столько сама помощь наших друзей, сколько уверенность в этом. – Эпикур

 

2. СЛОВА 1261-1280

height   track   confidence   grass   suggestion

breakfast   chest   entrance   march   iron

bag   satisfactory   favourite   northern   alive

ill   native   sink   disturb   apart

 

Cуществительные

height [haıt] – высота, рост, возвышение, верх

track [træk] – след, тропинка, жизненный путь, колея; следить, оставлять следы

confidence ['kPnfıdəns] – доверие, конфиденциальное сообщение, уверенность

grass [gra:s] – трава, пастбище; засевать травой, покрывать дёрном

suggestion [sə'ʤest∫ən] – совет, предложение, намёк

breakfast ['brekfəst] – завтрак; завтракать

chest [t∫est] – ящик, сундук, казначейство, грудная клетка

entrance ['entrəns] – вход, вступление; входной, вступительный

march [ma:t∫] – марш, переход, движение, граница; маршевый, походный; маршировать, граничить

iron ['aıən] – железо, вещь из железа, утюг; железный, сильный, крепкий; утюжить, гладить

bag [bæg] – мешок, сумка; класть в мешок, собирать

Прилагательные

satisfactory [sætıs'fæktərı] – достаточный, удовлетворительный, приятный

favourite ['feıvərıt] – любимый, излюбленный; любимец, фаворит

northern ['no:ðən] – северный; житель севера

alive [ə'laıv] – живой, бодрый, чуткий, работающий

ill [ıl] – больной, нездоровый, плохой, злой, враждебный

native ['neıtıv] – родной, местный, природный, самородный

Глаголы

sink [sıŋk] (sank, sunk) – опускаться, снижаться, тонуть, погружаться, проникать

disturb [dıs'tз:b] – беспокоить, мешать, приводить в беспорядок

Наречие

apart [ə'pa:t] – отдельно, в стороне, врозь, не считая

 

3. ФРАЗЫ

in the height of smth. - в разгаре чего-л.

be in the track of smb. - следовать примеру кого-л.

keep the track of events - быть в курсе событий

in one's tracks - на месте, немедленно, тотчас же

enjoy smb's confidence - пользоваться чьим-л. доверием

in strict confidence - строго конфиденциально

let no grass grow under one's feet - действовать быстро и энергично

hear the grass grow - быть необыкновенно чутким

make a suggestion - подать мысль, внести предложение

full of suggestion - многозначительный

get smth. off one's chest  - чистосердечно признаться в чём-л.

entrance examination - вступительный экзамен

a man of iron - человек железной воли

rule with a rod of iron - управлять железной рукой

in the bag - дело в шляпе, дело верное

in the bottom of the bag - в качестве крайнего средства

put smb. in a bag - взять верх над кем-л., одолеть кого-л.

ill at ease - не по себе

take apart - разбирать на части

set apart - отложить

 

4. ПОГОВОРКИ

Punctuality begets confidence. - Пунктуальность рождает уверенность.

Laugh before breakfast you'll cry before supper. - Рано пташечка запела, как бы кошечка не съела.

Hope is a good breakfast, but a bad supper. - Надежда хороша на завтрак, но плоха на ужин.

Strike while the iron is hot. - Куй железо, пока горячо.

Ill weeds grow apace. - Дурная трава в рост идёт.

Better untaught than ill-taught. - Лучше неуч, чем недоучка.

The grass is always greener on the other side of the fence. - Там хорошо, где нас нет.

While the grass grows, the horse starves. - Пока трава вырастет, лошадь с голоду помрёт.

The early bird gets the late one's breakfast. - Ранняя птичка съедает завтрак проспавшей.

A clean fast is better than a dirty breakfast. - Честный пост лучше, чем нечестный завтрак.

A nod from a lord is a breakfast for a fool. - Для дурака кивок лорда — все равно что завтрак.

Iron hand in a velvet glove. - Железная рука в бархатной перчатке. 

The game walks into one's bag. - На ловца и зверь бежит.

A small leak will sink a great ship. - Маленькая течь топит большой корабль.

 

5. ЧИТАЕМ ЭДИТ УОРТОН ПО-АНГЛИЙСКИ

Edith Wharton  (1862 – 1937)

Born in New York City, USA. In addition to writing novels, short stories and poetry, she was also a garden designer, interior designer, and taste-maker of her time. She wrote several design books, including her first published work, The Decoration of Houses of 1897. Another is the generously illustrated Italian Villas and Their Gardens of 1904. She wrote 23 novels: Fast and Loose (1876-1877), The Touchstone (1900)The Valley of Decision (1902), Sanctuary, (1903), The House of Mirth (1905), Madame de Treymes (1907), Ethan Frome (1911), The Custom of the Country (1913), The Age of Innocence (1920) (Pulitzer Prize winner), Old New York (1924), The Gods Arrive (1932), The Buccaneers (1938)etc.

'The Age of Innocence' by Edith Wharton On a January evening of the early seventies, Christine Nilsson was singing in Faust at the Academy of Music in New York. Though there was already talk of the erection, in remote metropolitan distances "above the Forties," of a new Opera House which should compete in costliness and splendour with those of the great European capitals, the world of fashion was still content to reassemble every winter in the shabby red and gold boxes of the sociable old Academy. Conservatives cherished it for being small and inconvenient, and thus keeping out the "new people" whom New York was beginning to dread and yet be drawn to; and the sentimental clung to it for its historic associations, and the musical for its excellent acoustics, always so problematic a quality in halls built for the hearing of music. It was Madame Nilsson's first appearance that winter, and what the daily press had already learned to describe as "an exceptionally brilliant audience" had gathered to hear her, transported through the slippery, snowy streets in private broughams, in the spacious family landau, or in the humbler but more convenient "Brown coupe." To come to the Opera in a Brown coupe was almost as honourable a way of arriving as in one's own carriage; and departure by the same means had the immense advantage of enabling one (with a playful allusion to democratic principles) to scramble into the first Brown conveyance in the line, instead of waiting till the cold-and-gin congested nose of one's own coachman gleamed under the portico of the Academy. It was one of the great livery-stableman's most masterly intuitions to have discovered that Americans want to get away from amusement even more quickly than they want to get to it. When Newland Archer opened the door at the back of the club box the curtain had just gone up on the garden scene. There was no reason why the young man should not have come earlier, for he had dined at seven, alone with his mother and sister, and had lingered afterward over a cigar in the Gothic library with glazed black-walnut bookcases and finial-topped chairs which was the only room in the house where Mrs. Archer allowed smoking. But, in the first place, New York was a metropolis, and perfectly aware that in metropolises it was "not the thing" to arrive early at the opera; and what was or was not "the thing" played a part as important in Newland Archer's New York as the inscrutable totem terrors that had ruled the destinies of his forefathers thousands of years ago. The second reason for his delay was a personal one. He had dawdled over his cigar because he was at heart a dilettante, and thinking over a pleasure to come often gave him a subtler satisfaction than its realisation. This was especially the case when the pleasure was a delicate one, as his pleasures mostly were; and on this occasion the moment he looked forward to was so rare and exquisite in quality that—well, if he had timed his arrival in accord with the prima donna's stage-manager he could not have entered the Academy at a more significant moment than just as she was singing: "He loves me—he loves me not—HE LOVES ME!—" and sprinkling the falling daisy petals with notes as clear as dew. She sang, of course, "M'ama!" and not "he loves me," since an unalterable and unquestioned law of the musical world required that the German text of French operas sung by Swedish artists should be translated into Italian for the clearer understanding of English-speaking audiences. This seemed as natural to Newland Archer as all the other conventions on which his life was moulded: such as the duty of using two silver-backed brushes with his monogram in blue enamel to part his hair, and of never appearing in society without a flower (preferably a gardenia) in his buttonhole.

"Век невинности" Эдит Уортон В один из январских вечеров начала семидесятых Кристина Нильсон пела в «Фаусте» на сцене Музыкальной академии Нью-Йорка. Хотя давно уже шли разговоры, что где-то за Сороковыми улицами будет построена новая Опера, которая блеском и роскошью затмит оперные здания великих европейских столиц, старая добрая Академия по-прежнему  каждую зиму радушно раскрывала высшему обществу объятия своих видавших виды красных позолоченных лож. Консерваторы лелеяли ее за то, что некоторая теснота и другие неудобства отпугивали от нее «новых американцев», которые уже начали наполнять Нью-Йорк и которые одновременно и притягивали, и страшили «старых». Люди сентиментальные были ей преданы из-за исторических ассоциаций, с нею связанных; и, наконец, меломаны – за великолепную акустику, качество которой всегда столь проблематично во вновь выстроенных зданиях. Это было первое появление мадам Нильсон той зимой, и публика, которую ежедневные газеты привыкли обозначать как «исключительно изысканную», направлялась послушать оперную диву по скользким заснеженным улицам – кто в собственных каретах или в просторных семейных ландо, кто в более скромных, но более удобных наемных двухместных «купе Брауна». Приехать в Оперу в «купе Брауна» было столь же почетно, как и в собственном экипаже, а вот отъезд в нем давал даже неоспоримое преимущество, – в придачу к тому, что каждый имел возможность продемонстрировать свои демократические принципы, он мог немедленно усесться в первую же из выстроившихся в длинном ряду брауновских карет, не дожидаясь, пока под крытой галереей Академии блеснет побагровевший от холода и джина нос его личного кучера. Это было одно из великих интуитивных открытий человека, наладившего бизнес, – понимание того, что для американца гораздо важнее быстро покинуть какое-либо развлекательное мероприятие, чем прибыть на него вовремя. Ньюланд Арчер открыл дверь клубной ложи как раз в тот момент, когда занавес поднялся, открывая сцену в саду. Собственно, ничто не мешало ему появиться в театре раньше – он отобедал в семь, наедине с матерью и сестрой, затем не торопясь выкурил сигару в библиотеке с застекленными шкафами черного орехового дерева, называемой «готической» из-за стульев с высокими спинками, верхний край которых был стилизован под средневековые острые шпили, – это была единственная комната в доме, где миссис Арчер разрешала курить, и только после этого поехал в Оперу, прекрасно зная, что в столице появляться в театре вовремя не принято, а понятия «принято» и «не принято» играли в обществе, где вращался Ньюланд Арчер, столь же священную роль, как и внушающие ужас предметы культа, которые правили судьбами предков на заре человечества тысячи лет назад. Вторая причина его задержки была личного свойства. Он тянул время, покуривая сигару, еще и потому, что был эстетом, и предвкушение удовольствия иногда давало ему более острые ощущения, чем само удовольствие. Это особенно касалось наслаждений утонченных; впрочем, у него они в основном таковыми и были. Но минута, которой он страстно жаждал сегодняшним вечером, была настолько прекрасна, что даже если бы он согласовал свое появление с антрепренером мадам Нильсон, то и тогда он не смог бы явиться в Оперу в момент более подходящий, чем тот, когда примадонна запела: «Любит – не любит – ОН ЛЮБИТ МЕНЯ!» обрывая и разбрасывая по сцене лепестки ромашки. Она спела, конечно, не «он любит меня!», а «О-я-а!», потому что непреложный и неоспоримый закон музыкального мира требовал при исполнении шведскими певцами немецких текстов французских опер перевода их на итальянский язык – для того чтобы англоязычная публика лучше его понимала. Это казалось Арчеру столь же естественным, как и все остальные условности, определяющие его жизнь: как то, что нужно причесываться непременно двумя щетками, отделанными серебром, с его монограммой на голубой эмали, или то, что немыслимо появиться в обществе без цветка в петлице. И желательно, чтобы это была гардения.