1. ЦИТАТА 

It is the peculiar quality of a fool to perceive the faults of others and to forget his own. - Marcus Tullius Cicero
Особенность глупца заключается в том, чтобы он замечает ошибки других и забывает о своих cобственных - Марк Туллий Цицерон

Читайте "Цитаты на английском языке с переводом на русский" здесь: http://www.english-2days.narod.ru/quotes/quotes_1.html и http://www.english-2days.narod.ru/quotes/quotes_2.html

Подписывайтесь на ежедневную рассылку "Цитаты на английском с переводом" - http://www.english-2days.narod.ru/archive.html

2. СЛОВА 1441-1460

tremble   golden   elect   bus   sacrifice     

peculiar   roar   stomach   temple   cat  

crash   generous   tip   strengthen   distant  

allowance   proof   package   net   flame    

Cуществительные

1. bus [bΛs] – автобус

2. sacrifice ['sækrıfaıs] – жертва, приносить в жертву

3. stomach ['stΛmǝk] – желудок, живот, аппетит; быть в состоянии съесть, стерпеть

4. temple ['templ] – храм, висок

5. cat [kæt] – кот, сварливая женщина

6. tip [tıp] – кончик, легкий толчок, наклон, чаевые, намек, совет

7. allowance [ǝ'lauǝns] – разрешение, позволение, принятие во внимание, содержание, довольствие

8. proof [pru:f] – доказательство, испытание; непроницаемый

9. package ['pækıʤ] – тюк, кипа, посылка, пачка; упаковывать

10. net [net] - сеть, западня, паутина, чистый доход; расставлять сети

11. flame [fleım] - пламя, яркий свет, страсть; гореть, пламенеть

Прилагательные

'The ant and the grasshopper'

When I was a very small boy I was made to learn by heart certain of the fables of La Fontaine, and the moral of each was carefully explained to me. Among those I learnt was The Ant and The Grasshopper, which is devised to bring home to the young the useful lesson that in an imperfect world industry is rewarded and giddiness punished. In this admirable fable (I apologize for telling something which everyone is politely, but inexactly, supposed to know) the ant spends a laborious summer gathering its winter store, while the grasshopper sits on a blade of grass singing to the sun. Winter comes and the ant is comfortably provided for, but the grasshopper has an empty larder: he goes to the ant and begs for a little food. Then the ant gives him her classic answer:

'What were you doing in the summer time?'
'Saving your presence, I sang, I sang all day, all night.'
'You sang. Why, then go and dance.'

I do not ascribe it to perversity on my part, but rather to the inconsequence of childhood, which is deficient in moral sense, that I could never quite reconcile myself to the lesson. My sympathies were with the grasshopper and for some time I never saw an ant without putting my foot on it. In this summary (and as I have discovered since, entirely human) fashion I sought to express my disapproval of prudence and common sense.

I could not help thinking of this fable when the other day I saw George Ramsay lunching by himself in a restaurant. I never saw anyone wear an expression of such deep gloom. He was staring into space. He looked as though the burden of the whole world sat on his shoulders. I was sorry for him: I suspected at once that his unfortunate brother had been causing trouble again. I went up to him and held out my hand.

'How are you?' I asked.
'I'm not in hilarious spirits,' he answered.
'Is it Tom again?'

He sighed.

'Yes, it's Tom again.'
'Why don't you chuck him? You've done everything in the world for him. You must know by now that he's quite hopeless.'

I suppose every family has a black sheep. Tom had been a sore trial to his for twenty years. He had begun life decently enough: he went into business, married, and had two children. The Ramsays were perfectly respectable people and there was every reason to suppose that Tom Ramsay would have a useful and honourable career. But one day, without warning, he announced that he didn't like work and that he wasn't suited for marriage. He wanted to enjoy himself. He would listen to no expostulations. He left his wife and his office. He had a little money and he spent two happy years in the various capitals of Europe. Rumours of his doings reached his relations from time to time and they were profoundly shocked. He certainly had a very good time. They shook their heads and asked what would happen when his money was spent. They soon found out: he borrowed. He was charming and unscrupulous. I have never met anyone to whom it was more difficult to refuse a loan. He made a steady income from his friends and he made friends easily. But he always said that the money you spent on necessities was boring; the money that was amusing to spend was the money you spent on luxuries. For this he depended on his brother George. He did not waste his charm on him. George was a serious man and insensible to such enticements. George was respectable. Once or twice he fell to Tom's promises of amendment and gave him considerable sums in order that he might make a fresh start. On these Tom bought a motor-car and some very nice jewellery. But when circumstances forced George to realize that his brother would never settle down and he washed his hands of him, Tom, without a qualm, began to blackmail him. It was not very nice for a respectable lawyer to find his brother shaking cocktails behind the bar of his favourite restaurant or to see him waiting on the box-seat of a taxi outside his club. Tom said that to serve in a bar or to drive a taxi was a perfectly decent occupation, but if George could oblige him with a couple of hundred pounds he didn't mind for the honour of the family giving it up. George paid.

Once Tom nearly went to prison. George was terribly upset. He went into the whole discreditable affair. Really Tom had gone too far. He had been wild, thoughtless, and selfish, but he had never before done anything dishonest, by which George meant illegal; and if he were prosecuted he would assuredly be convicted. But you cannot allow your only brother to go to gaol. The man Tom had cheated, a man called Cronshaw, was vindictive. He was determined to take the matter into court; he said Tom was a scoundrel and should be punished. It cost George an infinite deal of trouble and five hundred pounds to settle the affair. I have never seen him in such a rage as when he heard that Tom and Cronshaw had gone off together to Monte Carlo the moment they cashed the cheque. They spent a happy month there.

For twenty years Tom raced and gambled, philandered with the prettiest girls, danced, ate in the most expensive restaurants, and dressed beautifully. He always looked as if he had just stepped out of a bandbox. Though he was forty-six you would never have taken him for more than thirty-five. He was a most amusing companion and though you knew he was perfectly worthless you could not but enjoy his society. He had high spirits, an unfailing gaiety, and incredible charm. I never grudged the contributions he regularly levied on me for the necessities of his existence. I never lent him fifty pounds without feeling that I was in his debt. Tom Ramsay knew everyone and everyone knew Tom Ramsay. You could not approve of him, but you could not help liking him.

Poor George, only a year older than his scapegrace brother, looked sixty. He had never taken more than a fortnight's holiday in the year for a quarter of a century. He was in his office every morning at nine-thirty and never left it till six. He was honest, industrious, and worthy. He had a good wife, to whom he had never been unfaithful even in thought, and four daughters to whom he was the best of fathers. He made a point of saving a third of his income and his plan was to retire at fifty-five to a little house in the country where he proposed to cultivate his garden and play golf. His life was blameless. He was glad that he was growing old because Tom was growing old too. He rubbed his hands and said:

'It was all very well when Tom was young and good-looking, but he's only a year younger than I am. In four years he'll be fifty. He won't find life so easy then. I shall have thirty thousand pounds by the time I'm fifty. For twenty-five years I've said that Tom would end in the gutter. And we shall see how he likes that. We shall see if it really pays best to work or be idle.'

Poor George! I sympathized with him. I wondered now as I sat down beside him what infamous thing Tom had done. George was evidently very much upset.

'Do you know what's happened now?' he asked me.

I was prepared for the worst. I wondered if Tom had got into the hands of the police at last. George could hardly bring himself to speak.

'You're not going to deny that all my life I've been hardworking, decent, respectable, and straightforward. After a life of industry and thrift I can look forward to retiring on a small income in gilt-edged securities. I've always done my duty in that state of life in which it has pleased Providence to place me.'
'True.'
'And you can't deny that Tom has been an idle, worthless, dissolute, and dishonourable rogue. If there were any justice he'd be in the workhouse.'
'True.'

George grew red in the face.

'A few weeks ago he became engaged to a woman old enough to be his mother. And now she's died and left him everything she had. Half a million pounds, a yacht, a house in London, and a house in the country.'

George Ramsay beat his clenched fist on the table.

'It's not fair, I tell you, it's not fair. Damn it, it's not fair.'

I could not help it. I burst into a shout of laughter as I looked at George's wrathful face, I rolled in my chair, I very nearly fell on the floor. George never forgave me. But Tom often asks me to excellent dinners in his charming house in Mayfair, and if he occasionally borrows a trifle from me, that is merely from force of habit. It is never more than a sovereign. 

СТРЕКОЗА И МУРАВЕЙ

Когда я был еще маленьким мальчиком, меня заставляли учить наизусть некоторые басни Ля Фонтена, и мораль каждой из них мне подробнейшим образом объясняли. Среди прочих была басня «Стрекоза и муравей» (в английском варианте «Муравей и кузнечик»»), целью которой было донести до юных читателей мысль о том, что трудолюбие вознаграждается, а легкомыслие и лень наказываются.
Я не буду пересказывать содержание басни, которую, берусь предполагать, все знают, а только скажу, что я никогда не мог признать справедливость морали этой басни .(Я не приписываю это моей испорченности, а скорее детскому упрямству поступать наперекор). Мои симпатии были на стороне стрекозы. В этом убеждении и (как я убедился позже, присущим многим людям) я пытался выразить свое неодобрение благочестию и здравому смыслу.
Я не мог не вспомнить об этой басне, когда на- днях встретил Жоржа Рамсея, одиноко обедающего в ресторане. Я давно не встречал кого-либо с таким печальным выражением лица. Он выглядел так, как будто нес на своих плечах тяжелую ношу. Взгляд его был устремлен в пространство. Я испытал к нему сочувствие, т. к. подозревал, что его неудачливый брат снова был источником какой-то неприятности в семье. Я подошел к нему, протягивая руку.
– Что, снова Том?– спросил я. Он вздохнул.
– Да, снова Том.
–Почему вы не откажетесь от него? Ведь ваша семья сделала для него все, что могла.
Я полагаю, почти в каждой семье есть своя паршивая овца. Том был для своей семьи такой овцой  в течение 20 лет.
 Он вступил в зрелую жизнь довольно успешно: занялся бизнесом, женился, обзавелся двумя детьми. Рамсеи были очень уважаемыми людьми, и имелись все предпосылки предполагать, что Том Рамсей сделает полезную и достойную карьеру. Но однажды без всякого предупреждения он заявил, что ему не нравится работать и что он не создан для семьи. Ему нравится развлекаться. Он не слушал никаких увещеваний, бросил жену и детей, а также свой офис. Немного денег у него было, и он провел 2 счастливых года в различных европейских столицах. Слухи о его развлечениях время от времени доходили до его родных. И они были глубоко шокированы.  Он действительно отлично проводил время. Они пожимали плечами и задавались вопросом: а что будет, когда у него кончатся деньги? И скоро узнали: он их одалживал. Он был обаятельный и беспринципный. Я не встречал никого, кому было более трудно отказать  в займе. У него появился постоянный доход благодаря своим друзьям, а друзей он заводил легко.
Он всегда говорил, что скучно тратить деньги на необходимые вещи, а вот на роскошь и удовольствия их тратить приятно В этом он полагался на своего брата Жоржа Он знал, что на Жоржа его обаяние не действует. Жорж был серьезным человеком и не поддавался на призывы Тома принимать участие в развлечениях. Жорж был уважаемым человеком. Пару раз он поверил обещаниям Тома исправиться и дал ему значительную сумму денег с тем, чтобы тот взялся за новое дело.
На эти деньги Том купил мотоцикл и некоторые драгоценности…Но когда обстоятельства вынудили Жоржа осознать, что его брат никогда не переменится, он умыл руки. Тогда Том начал без зазрения совести его шантажировать.
Для уважаемого адвоката, каким являлся Жорж, было не очень приятно обнаружить своего брата за стойкой бара, готовившего коктейли в его любимом ресторане или сидящим за рулем такси перед его клубом ..Том сказал, что работать в баре или водить такси является вполне приличным занятием, но если Жорж снабдит его парой сотен фунтов, он не будет возражать ради чести семьи отказаться от этого занятия. Жорж был вынужден заплатить.
Однажды Том чуть не угодил в тюрьму. Жорж был ужасно расстроен. Ему пришлось пройти через немыслимую процедуру, чтобы избежать позора для семьи. На этот раз Том зашел слишком далеко.
 Он был неуправляемым, эгоистичным и легкомысленным, но никогда раньше не совершал бесчестных поступков, то-есть с точки зрения Жоржа незаконных; и если бы его судили, он бы несомненно был осужден. Но нельзя же было допустить, чтобы родной брат оказался в тюрьме.
Человек, по имени Кроншоу, которого надул Том, был мстительным и полон решимости довести дело до суда; он заявил, что Том негодяй и должен быть наказан.Улаживание проблемы стоило Жоржу массу неприятностей и пятьсот фунтов стерлингов.
. Я никогда не видел Жоржа в такой ярости, когда он узнал, что Том и Кроншоу уехали вместе в Монте-Карло, как только обменяли чек. Они там отлично провели время .
В течение 20 лет Том наслаждался жизнью: ставил на лошадей на ипподроме, играл в казино, флиртовал с девушками, ел в самых дорогих ресторанах и шикарно одевался. Он выглядел так, как будто только что вышел из театра. Хотя ему уже исполнилось 46, никто не давал ему больше 35. Он был увлекательным собеседником, и хотя многие знали о его порочности, они не могли не наслаждаться его обществом. Он всегда был в хорошем настроении, вызывая всеобщее веселье и излучая обаяние Мне никогда не было жаль тех денег, которые я ему регулярно одалживал на мелкие потребности, при этом у меня складывалось ощущение, что это я был его должником.. Том Рамсей знал всех, и все знали Тома Рамсея. Вы не могли одобрять его поступки, но Вы не могли не восхищаться им.
Бедный Жорж, старше своего брата на год, выглядел на 60. На протяжение 15 лет он никогда не отдыхал больше двух недель в год. Каждое утро ровно в 9.30 он был уже в своем офисе и не покидал его до шести. Он был порядочным, трудолюбивым и честным. Своей жене он даже мысленно не изменял и был лучшим из отцов для своих четырех дочерей. Он поставил перед собой цель скопить треть дохода, чтобы отойти от дел в 55, приобрести домик в сельской местности, заняться садоводством и играть в гольф. Он радовался тому, что старел, потому что Том тоже старел. Он потирал руки и говорил себе:
«Для Тома все складывается хорошо, пока он молод и красив, но он всего лишь на год младше меня. Через 4 года уму будет 50. Тогда жизнь не покажется ему такой легкой. К тому времени, когда мне исполнится 50, у меня будет 30 тысяч фунтов дохода, Я все время говорил, что он кончит плохо. И посмотрим, как ему это понравится. Увидим тогда, что лучше – трудиться или бездельничать»
Бедный Жорж! Я сочувствовал ему. Опустившись на скамью рядом с ним, я задался вопросом, какую безнравственную вещь Том совершил сейчас. Жорж был явно глубоко расстроен.
– Знаете, что случилось?– спросил он.
Я был готов к худшему и предположил, что. возможно, Том, наконец, попал в руки полиции, Жорж едва мог заставить себя говорить.
–Вы не сможете отрицать, что всю свою жизнь я честно трудился, вел порядочный и уважаемый образ жизни, и после лет трудолюбия,  бережливости и скромности я уйду в отставку и буду жить на честно заработанный небольшой доход. Я всегда выполнял свой долг в той сфере, куда меня поместило Провидение.
– Полностью с Вами согласен.
–И Вы не сможете отрицать, что Том  бессовестный, бесчестный, недостойный бездельник. Если бы существовала справедливость, ему было бы уготовано место в работном доме,
– И с этим согласен.
Жорж налился краской негодования.
–Несколько недель назад он обручился с женщиной, годящейся ему в матери. И теперь она умерла и оставила ему все, что имела: пол- миллиона фунтов, яхту, дом в Лондоне и дом в деревне..
Жорж Рамсей ударил сжатым кулаком по столу.
– Это несправедливо, скажу я Вам, несправедливо! Черт возьми, несправедливо!
Я не мог сдержаться, я разразился смехом, когда смотрел на гневное лицо Жоржа. Раскачиваясь в кресле, я чуть не упал на пол, Жорж меня никогда не простил. Но Том часто приглашал меня на отличные обеды в свой очаровательный дом на Мейфеа, и если когда-нибудь одалживал  какую-нибудь мелочь, то только в силу привычки. Это никогда не бывало больше суверена.

6. ТЕСТ